Я уехала в кантон Ури. Дневник эмигрантки - Татьяна Масс

«Это она, Инга», – узнала Анна.

Только возле этой ещё незаконченной работы она поняла, что у Олега начался совсем другой период в жизни, который ознаменован появлением Инги. Дело даже не в том, что эта девушка была красива и изображена с любованием. Дело было в том, что у него здесь была совсем другая живопись. Новые краски, новые тона, новая рука. Это был другой художник, совсем не тот, которого она знала до этого. Эта манера, непохожая ни на одного из известных Анне живописцев, была игрой мудрости и вызова, дерзости и понимания, ссоры и примирения, в ней была гармония, которая притягивала и уже не отпускала от себя.

Анне вдруг мучительно захотелось сейчас же увидеть его прежние работы, – те, что хранились здесь же, в мастерской. Поднявшись на антресоли, она открыла дверь в то помещение, в котором Олег раньше хранил свои холсты, и вдруг, зажёгши свет, увидела никогда не стоявшую тут кровать, на которой спала, выпростав длинную тонкую руку из-под одеяла, девушка. Это была Инга, Анна узнала её, хотя лицо её было закрыто тёмными волосами. Анне было достаточно одного мгновенья, чтоб понять, что эта комнатка давно уже приспособлена под спальню: на маленьком столике валялась косметика, на спинке кровати и на стульях висела женская одежда. Под кроватью – женская обувь.

И этот невыносимый запах другой женщины, который пропитал собой уже всё это маленькое пространство.

Анна вышла, тихо прикрыв за собой дверь. Она спустилась, побрела вон из мастерской, в тихом доме вошла в спальню Мити и опустилась на маленький диванчик. Оглушённая, не могла ни на чём сосредоточиться. И заснуть тоже не могла… Её взгляд застрял на детских часах, висевших на противоположной стене. Впившись взглядом в красного гнома, который молоточком отстукивал секунды, Анна была поражена: как она могла купить такую безвкусицу! Помидорная краснота колпака гнома, хитрая зловещесть в его глазу, методичные постукивания его отвратительного молоточка – всё это было гадко, всё добивало её. Она встала и сняла часы со стены, засунув их под диван.

Думая, что теперь заснёт без помех, Анна закрыла глаза, вытянула ноги на тесноватом диванчике. (Мысль прийти спать в спальню, где спал Олег, ей даже не пришла в голову). Вот уже наступила предрассветная тишина, в которой засыпают даже те, кто страдает бессонницей. Анна уснуть не могла. Её сердце стучало, как сумасшедшее, но голова начала соображать ясно. И она поняла, что больше не сможет остаться в этом доме ни на мгновенье. У неё не хватит сил выйти утром на кухню как ни в чём ни бывало и приготовить себе и Олегу кофе. Сидеть с ним за столом и говорить о… О чём говорить с ним?

Если она останется, она обязательно по слабости своей захочет начать бесполезную унизительную борьбу за него, что лишь обесценит всё то, что было в их жизни. Что бы она не сделала, он уже не вернётся к ней, его чувства не возродятся. В его жизнь вошла другая женщина, и Олег, мучаясь виной, всё-таки не сможет расстаться с Ингой, спящей в его мастерской, как прекрасная принцесса в ожидании брачного пира. Всё это принадлежит уже ей – черноволосой даме червей: этот мужчина, его дом, его имущество, его мечты, его жизнь. Ей – Анне – по замыслу Инги нужно исчезнуть, чтобы не мешать двум любящим сердцам соединиться. Ради этого она и звонила сегодня в редакцию.

Анна почувствовала себя здесь, как в чуждом доме. Все вещи здесь были предателями… Заодно с Олегом. Она выискивала и покупала их с такой любовью, мечтая создать уютный мир для своей семьи. А они – эти вещи-предатели – с такой же качественной верностью служили, оказывается, в её отсутствие – Инге – любовнице мужа. Эти красивые чашки из художественного салона поили Ингу, тёплые ковры согревали её длинные ноги, цветы и картины услаждали её взоры. А спит в данный момент Инга на тончайшем батистовом белье, которое Анна выписала по каталогу!

Анна вскочила, села. Она жёстко сказала себе, что ей нужно исчезнуть из жизни Олега. Исчезнуть, чтобы не превратиться во всепонимающую пресную жену творческого мужа, изменяющего ей с каждой натурщицей. Если закончатся чувства с Ингой, начнётся роман с другой красивой юной моделью, а ей, Анне, навсегда, до конца дней, останется жалкая роль обманутой жены на глазах у всей Риги. И она будет посмешищем до конца дней своих для всех, даже для самой себя. Потому что, когда-то сама примирилась с таким положением вещей.

Она бы ни за что не призналась сейчас самой себе, что у неё была ещё одна, главная причина для побега. Она хотела во что бы то ни стало убежать от Олега, лишить его сына, семьи, чтоб он разобрался, почувствовал ценность её – жены и их сына в своей жизни. Эта причина была мстительной и манипулятивной. А ведь Анна всегда ненавидела такие вещи в других…

Она решительно разбудила Митю, одела его, приготовила ему горячего молока. Выпила крепкого кофе, покидала в чемодан свои вещи и быстро покинула дом, прихватив свои статьи и документы. Она замыслила уехать до пробуждения Олега.

Олег, проснувшись на рассвете, увидел через открытую дверь спальни, что Анна собирает вещи из шкафов в гардеробной. Он нахмурился, ничего не понимая со сна, потом вяло подумал, что Анна, кажется, собиралась уехать на дачу, и наконец, окончательно проснувшись, вспомнил о ночном разговоре с женой. Он понял причину резкости её нервных сборов и вначале захотел было пойти и удержать её, но, подавив это первое движение, попытался представить себе, что будет, если она действительно уедет к родителям. С ней и с сыном ничего плохого не случится, она устроится в Москве на работу в какую-нибудь редакцию, будет писать статейки про сирых и убогих, призывая народ русский к состраданию, Митя вначале будет дома под присмотром бабушки, затем пойдёт в какой-нибудь хороший платный детский сад – он, отец, оплатит это. И всё станет на свои места.

А в его мастерской спала сейчас его возлюбленная, прекрасная женщина с бархатным ласкающим взглядом под длинными ресницами. И сейчас – когда уедут Анна с сыном – он приведёт её сюда – в дом, в эту спальню – и ему уже не придётся больше прятаться и мучиться совестью, глядя в непонимающие глаза жены.

«Это, может быть, очень хорошо, что она уезжает», – решил Олег.

Когда Анна выводила Митю из дому, мальчик что-то оживлённо сказал и у Олега неожиданно сжалось сердце. Но он не встал и не выбежал за ними из дому.

– А папа едет с нами? – спросил Митя. Анна ничего не отвечала сыну.

– А папа едет с нами? – настойчиво спрашивал Митя. В машине он, почувствовав состояние матери, раскапризничался и начал повторять, что хочет к папе.

– Подрастёшь, приедешь, – сказал ему Анна. – А сейчас мы едем к бабушке!

В аэропорту она оставила машину на парковке, и купила билет до Москвы.

___________________________________

1 «Юрас Перле» (латыш. «Jūras pērle» – «Морская жемчужина») – известный ресторан в Юрмале, на берегу Рижского залива. Прекратил работу (сгорел) в 1994 г.

Декабрь 1999 года

Лион, Франция. Общежитие беженцев

Серый панельный дом в семь этажей. Два корпуса, соединённые в букву «Г». Снаружи на окнах – железные жалюзи. Дом тонкостенный и ужасно монотонный: ни балконов, ни украшений. Но для тех бездомных, кому выдали направление в этот серый дом, общежитие беженцев, – он кажется тёплым пристанищем в чужой стране. Анна, приближаясь к этому дому с Митей, почувствовала на мгновенье всю горькую бесприютность, густым облаком окружившую этот дом, но вдохнув её, сразу же внутренне примирилась с ней, чтобы не расплакаться.

Анна с Митей вошли робко в кухню. Все, кто там находились, посмотрели на них. Седой пожилой армянин, сидящий за накрытым столом, приветливо и громко поздоровался с ними:

– А, вот и дорогие соседи! Нам вчера ещё в бюро сказали, что придёт русская женщина с ребёнком. Ну, здравствуй, уважаемый, – старик протянул руку Мите. Митя робко подал свою.

– Садись со мной рядом, как мужчина с мужчиной. Будешь кушать? Асмик, подай тарелку нашему гостю. И вы тоже присаживайтесь к нашему столу, – обратился старый армянин к Анне.

Анна видела, что Митя весь сжимается от громкого голоса мужчины и сердитых, как ему казалось, интонаций. Мальчик уставился на седые пучки волос, видневшиеся на груди из под майки у старика, ему был страшен их вид.

Анна через силу улыбнулась и сказала:

– Нет спасибо, мы не будем вам мешать, мы только что пришли. У нас вещи ещё не разобраны… И кое-чего надо успеть закупить.

– Вы чего хотите купить? – приветливо вмешалась пожилая армянка, Асмик, жена старика. Кажется, она понимала состояние Анны.

– Посуду.

– Какую?

– Ну, тарелки, ложки-вилки, кастрюлю…

– Слушай, кастрюлю не покупай в магазине – там дорого, – женщина тепло коснулась руки Анны. – Там 40 франков маленькая кастрюля стоит. Я тебе покажу марше1 — рынок арабский, там дёшево всё купишь. А пока я тебе дам ложки-вилки и тарелки бумажные. Кастрюли у меня нет лишней, ну подожди субботы, когда рынок будет.